СПОСОБ ВЛИПНУТЬ В СОВРЕМЕННОСТЬ.

Валерий Золотухин отметил 40-летие актерской карьеры изданием своих интимных дневников.

 

Валерий Золотухин «Таганский дневник». Роман. Кн. 1, 2. М.: ОЛМА-пресс, 2002 год.

Дневник – странная вещь. Читая записи человека за тридцать пять лет жизни, даже не зная его, не зная людей, о которых он пишет, - все равно с ним сроднишься. Потому что увидел время изнутри. Ощутил сиюминутные его неровности, которые доступны лишь живущему здесь и сейчас.

Что же говорить, если дневник принадлежит человеку публичному, известному актеру Валерию Золотухину. И пишет он о людях столь же известных – о Юрии Любимове, Владимире Высоцком, Вениамине Смехове, Анатолии Васильеве, Анатолии Эфросе, о многих других своих коллегах, друзьях, современниках. Пишет так, как увидел и пережил непосредственно.

Более того, перед нами дневник настоящий, то есть не правленный. И поэтому публикация его становится жестом, который нуждается в специальном обдумывании. «16.01.1998 (пятница, Мариуполь) Вчера за вечерей вспоминали с шефом Целиковскую. –Сколько ты прожил с Шацкой? –15 лет. –Да, тоже срок. А я двадцать. Терпеливые мы с тобой люди, - сказал шеф, усмехаясь».

Тяга к перу свойственна Золотухина наравне с актерством. В молодости он даже думал, покончив с актерской карьерой, поступить в Литинститут. Писал и печатал рассказы, повести. Прикидывает получение Нобелевки в 2011 году, к своему 70-летию. Понятно, что даже два больших тома с объемом под девятьсот страниц вместили далеко не все дневниковые записи. В них множество живых, сиюминутных и потому драгоценных черт того же Высоцкого, далекие от глянцевого образа народного любимца: запои, отчисления из театра, сложности с женами. Но это - живой Высоцкий. «14.12.1968. Вчера на репетиции шеф: - Есть принципиальная разница между Губенко и Высоцким. Губенко – гангстер. Высоцкий – несчастный человек… любящий театр».

Конечно, дневник – это личное. В чем и прелесть, и опасность. Человек выкладывается перед собой, и со стороны будет не понят. Тем более Золотухин, образ которого у нас есть заранее. Обидятся и «фигуранты» дневника, прочитав про себя то, что писалось по обжигающим следам событий, разговоров, обид, ссор. Сиюминутность не совпадает с вечным. В письме Смехову со съемок «Хозяина тайги», где снимался с Высоцким, Золотухин замечает: «У меня впечатление, что мы влипли не в историю, а в современность». Но кому как не актеру влезать в сиюминутность?

Золотухин рискнул. Тиснул в печати как есть. Во-первых, актер, знающий, что непосредственность присутствия и есть самое важное. Эта символику хранит сам подзаголовок книги: от «Живого» (имеется в виду роман Б. Можаева) до «Живаго» (постановка Юрия Любимова по роману Пастернака). Во-вторых, Валерий Золотухин - писатель, стремящийся к предельной выговоренности на бумаге.

Получается искренность до эксгибиционизма, до раздевания, до выворачивания кишок. Чем дальше в лес времени, тем больше дров в дневнике. Любимов, Губенко, Смехов, Филатов, жены и любовницы Золотухина не укладываются в однозначные портреты. То он их «поливает», то просит прощения и восхищается талантом. Всякий день отношений с ними и с собой Золотухин доигрывает до конца. Нынче – так. А что будет завтра – тогда и напишем.

Золотухин показывает записи Филатову, которому «по-родственному» достается больше всех: к нему ушла первая жена Золотухина Нина Шацкая, он воспитывает их сына Дениса. Филатов в ужасе, обзывает Золотухина, но тот, кажется, заранее решил, что будет печатать все без изъятий. Разве что в особо пикантные записи ставит инициал вместо фамилии, совершенно прозрачный.

О чем речь? Это дневник. «Единственное живое существо, с которым мне не тесно, не грустно, не тяжко». Таганский дневник. Взлет и падение театра, пережитые через ужимки актера. Но при этом еще и роман. Художественное произведение. В котором автор обычно имеет право на вымысел, а тут - на правду. Как он в себе ее разыгрывал в момент непосредственного переживания.

Главный герой романа - именно он, Валерий Золотухин, через которого все вокруг движется. И сам он движется - от мальчишки к маэстро, не щадя обоих. Достаточно сравнить двух Высоцких книги – приятеля-алкаша и посмертного памятника. Не было бы правды, была бы поэзия. А так – правда. Вещь неприятная для тех, кто попал в зону поражения ею. Но от книги не оторвешься. Актер знает, что такое эффект подлинности. Ее и играет на разрыв аорты.

Игорь ШЕВЕЛЕВ

 

Первая | Генеральный каталог | Библиография | Светская жизнь | Книжный угол | Автопортрет в интерьере | Проза | Книги и альбомы | Хронограф | Портреты, беседы, монологи | Путешествия | Статьи