957.Рецензия на труды Антония Сурожского (Независимая газета 2003 23.10)

ВРЕМЯ ПРАВЕДНИКА

Антоний, митрополит Сурожский. «Труды». М.: Практика, 2002.

Это совершенно невероятная книга, выпущенная московским издательством «Практика», специализирующимся вообще-то на медицинской литературе. Если имелось в виду исцеление души человека, то лучшего выбора нельзя было сделать. Митрополит Сурожский Антоний – один из тех мудрецов, которых за всю историю человечества появлялось считанное количество. Иерарх православной церкви, он имеет непререкаемый духовный авторитет среди представителей буквально всех религиозных конфессий и направлений. Его проповеди и диалоги, поучения и статьи совершенно ни на что не похожи по своей интонации, приводимым аргументам, личной боли и осмысленности. Он обращается прямо к вам в своей поневоле обобщенной словом речи.

Митрополит Антоний Сурожский в миру был Андреем Борисовичем Блумом. Он родился в 1914 году в семье русского дипломата, консула в Персии. Мать его – родная сестра композитора А. Н. Скрябина. После революции вместе с родителями оказался в эмиграции. С юности решил посвятить себя Богу, но закончил биологический и медицинский факультеты Сорбонны, в войну принял монашеский постриг, одновременно помогая в качестве врача антифашистским подпольщикам. С 1948 года и до сих пор, став священником, служит в Англии, где ныне возглавляет епархию русской православной церкви. Слово его, переведенное на десятки языков, сам цельный человеческий образ митрополита Антония ценится, повторяю, людьми во всем мире, независимо от их конфессиональной принадлежности – за мудрость и достоинство, которые нельзя имитировать.

Ну, так вот. В новой России последнего десятилетия вышло десятка два книг проповедей и бесед митрополита Антония. Однако данное издание по его полноте сравнить не с чем. Это огромный том в тысячу с лишним страниц, разделенный на семь разделов: Материя и дух; Вопрошание; Человек; Слово Божие; Пути Божии; Встреча; Проповеди. Прилагаются полная библиография, избранная литература о митрополите Антонии, указатели. Сам внешний вид тома предполагает, что книга будет стоять на полке рядом с Библией, которая есть, наверное, у всех, и с Отцами Церкви, которые, возможно, есть у кого-то. В любом случае, это книга, с которой живешь.

Есть древнее монашеское присловье, которое любит повторять митрополит Антоний: «Никто не может прийти к Богу, если не увидит на лице хотя бы одного человека сияние вечной жизни». Сам Антоний Сурожский являет собой человека, через которого очень многие приходят в церковь, чтобы сделать живым и насыщенным свое общение с Богом, которое, как ни крути, вся наша жизнь суть.

Давно я так не был рад, как, получив этот огромный том. Включил на обоих письменных своих столах настольные лампы. На одном открыл книгу митрополита Антония, на другом – ноутбук для собеседования с ним.

Православие, как и любая другая религия, основана на несомненности своего образа веры. Иного и не может быть, - в окружении иных конфессий оно, как на рынке, предлагает наилучший товар: эксклюзивное спасение души человеческой.

Между тем, отношение человека с Богом, существа конечного с бесконечным, сотворенного с Творцом, предполагает, что если Бог и находится в курсе дел человека, то последний сказать то же самое о Боге вряд ли может. Даже соборное, церковное знание в делах Господа некомпетентно. Сомнение – неотъемлемая, внутренняя, нутряная часть веры в Бога. По сомнению человека узнаешь Бога. А иначе перед нами что-то другое. Даже не другой человек, душа которого потемки, и, будучи всего лишь человеком, быть судьей другого человека, нельзя. Тем более – судить о Боге. Несомненен в глазах человека только фетиш, представляющий из себя, как известно, табу.

Бог открывается особому знанию. Есть древнее монашеское присловье, которое любит повторять митрополит Антоний: «Никто не может прийти к Богу, если не увидит на лице хотя бы одного человека сияние вечной жизни». Вы видели?.. Так спросите себя, куда вы-то идете?

Наверное, любой, кто читал философские и, тем более, богословские тексты, знает это чувство тупого изнеможения, которое охватывает тебя по мере чтения. Ощущение, с которым читаешь слова митрополита Антония, совершенно иное. Легкость и радость, зарождающиеся где-то в области солнечного сплетения, непроизвольная улыбка. И постоянные вспышки откровения, совершенно неожиданные слова даже для начитанного в других книгах человека, потому что Антоний берет их не из книг, а из молитвы, из постоянного общения с Тем, Кто выше его. Да, он говорит тебе лично, но говорит о себе, ему неудобно учить тебя, он вспоминает, пытается понять, сказать: ну нельзя же так, право, это нехорошо, вы же сами видите.

Он говорит о хирурге, резавшем без анестезии, он его видел, предлагал свою помощь, но тот отказался, солдат, мол, должен терпеть. Этот врач, говорит митрополит Антоний, утратил чувство солидарности с другим человеком. И дальше говорит важные слова: нельзя ощутить боль другого, но можно быть подвигнутым ею на творческое действие относительно этого человека.

Он говорит, что нельзя никого осуждать, и не только потому, что у этого человека, представляющегося нам абсолютным злодеем, есть мать, жена, сестра, сын, которые представляют его совершенно иначе и с иной стороны, не только потому, что его любит Бог, который его вызвал из бездны небытия и почти стопроцентной вероятности нерождения. Митрополит Антоний вдруг вспоминает искус анонимности, в который может впадать, например, человек на войне: «столько случается с людьми во время войны, столь многое люди совершают из-за своей безликости: у человека нет имени, он просто один из множества солдат» (с.30).

Это бьет по голове. Этого не ждал. Ведь и ты постоянно анонимен. В том же метро, на службе, на улице. И видишь таких же анонимов. Ты сам постоянно на грани нечеловечности. Тебе ли судить?

Читая митрополита Антония Сурожского, ты изменяешь границы своего понимания. Ты физически ощущаешь покой раздвигающегося горизонта. Ты привык, что надо напрячься, преодолеть что-то в себе и собой, и тогда придут искомые изменения. Оказалось, ерунда. Надо успокоиться, и тогда-то лоб раздвинется. В школе нам показывали фильм, в котором череп обезьяны раздвигается, давая место человеческому лбу. Тут происходит примерно то же самое, только уже сам лоб раздвигается. То, что называется, - небесное ощущение.

Он пишет о должном уважении врача к смерти, когда понимает, что смерть побеждает, и надо оставить умирающего в покое. Я вспоминаю, как умирал в госпитале Бурденко мой папа. Как врачи, следуя своего долгу, мучили его процедурами, катетерами буквально за два часа до кончины, зная, я думаю, о том, сколько ему осталось. Лучше бы, чем ставить катетер почти ушедшему уже человеку, сказали близким, что им лучше не уходить, что он умрет, не успеем мы еще доехать до дома. Это – лучшие из наших врачей.

Даже вырванные из контекста, высказывания митрополита Антония могут поразить читателя. Не могу удержаться, чтобы не привести некоторые:

«Когда мы отказываемся во время болезни от помощи других, мы их лишаем величайшего счастья – нас долюбить до конца».

«Если духовная жизнь – это встреча с Богом, жизнь с Ним, то она может создать благоприятные условия для встречи, но не саму встречу. Скажем, если вы хотите слышать, что человек вам говорит, вам надо самому молчать, но от собственного молчания вы ничего не услышите, если он не заговорит».

«Трагизм смерти не в том, что в какой-то день мы окажемся перед лицом физической смерти, а в том, что задолго до того мы уже мертвецы среди… я хотел сказать – живых. Живых ли?.. Мы – мертвецы среди существ, которые еще не научились жить, различать подлинную меру жизни, горение жизни там, где оно есть».

«Употребляя молитвы святых, мы находимся в положении человека, который прислушивается к музыке великих композиторов. Он воспринимает через музыку только то, на что сам способен, то есть у него дрожат в душе те струны, которые уже способны отозваться на многосложность данной музыки. Но по мере того как он прислушивается чаще и чаще, его душа делается более чуткой, и в какой-то момент ему не нужна будет музыка, потому что он сможет перейти из звука в молчание».

Говоря о Христе и христианстве, мы чаще всего имеем в виду людей, христиан, наполняясь мелкими рефлексами по их поводу, отстаивая внятно или бессознательно свою позицию перед другими людьми. Владыка Антоний имеет перед собой только Христа, его суждения веселы и неожиданны, потому что взгляд устремлен туда, на Него, а не на тех, кто так или иначе посмотрит на его слова.

Поэтому он чрезвычайно свободен. Свободен от нелюбви, в первую очередь. От страха и от раздражения на других от собственной несвободы.