Игорь Шевелев

Дмитрий Александрович Пригов. Три грамматики. – М.: Логос-Альтера, 2003, 128с.

Когда-то Пригов захотел стать самым знаменитым и единственным в мире писателем, написавшим то ли сто тысяч, то ли сто миллионов стихов. Он рассчитал, с какой скоростью должен их писать, и вроде бы все шло по плану, но вдруг случилась перестройка, гласность, свобода слова, печати, известность, слава, гранты, фестивали, переводы, мировой контекст – и о наполеоновских планах Пригова по поэтическому валу что-то вдруг перестало быть слышно.

Да и то сказать, что хорошо в самиздате под копирку в пяти копиях, то невозможно представить в издательской практике. Книги Пригова выходят непрерывно, но сто тысяч стихов это ведь сотни и сотни толстых книг. А покупать кто их будет? А где взять столько денег на издания? А прочитать все это, извините, - сколько времени надо, Дмитрий Александрович исчислил?

Но опыт писания никогда не проходит даром. Польза, если не для ума, то для печени точно уж есть. Но если ум сметлив, то и польза для него двойная. «Три грамматики» Дмитрия Александровича Пригова – просто гениальная книга. Он, ни больше, ни меньше, вывел поэтический алгоритм поэзии: все рифмуется со всем, все есть метафора всего остального, все сравнимо друг с другом.

Вот, к примеру, «сравнения по подобию, равенству и контрасту». Выдернем из бесконечной цепочки первые попавшиеся звенья. «Что может сравниться со стихом? - / По подобию крик кукушки / По равенству – укол в вену / По контрасту – сизифов труд // Что может сравниться с трудом? - / По подобию – волос, густо покрывающий все тело / По равенству – каменноугольный пласт / По контрасту – килограмм изюма // Что может сравниться с изюмом? - / По подобию – старая мышь» и так далее до бесконечности.

Нам ли, воспитанным на японцах с греками, на Мандельштаме с Пастернаком, на Еременко с Парщиковым, не взыграть воображением, поражаясь поэтической дерзости, иронии, гениальной находке автора! Лучшего Пригова и так невозможно читать про себя, хочется поделиться с окружающими, зачитывать по телефону, хихикая и захлебываясь. Эту же книгу непрерывно перечитываешь самому себе: неужели наша большая нужда в поэзии удовлетворяется так легко и привольно? «Что может сравниться с пауком? - / По подобию – русла рек / По равенству – психоаналитик / По контрасту – летняя поливка полей // Что может сравниться с полем? - / По подобию – некий широкий круг интимных отношений / По равенству – полная афазия / По контрасту – металлическая стружка с зазубринами» это еще далеко не конец, а развитое наше сознание вопиет к поэтическим небесам, что хочет еще и еще этих неожиданных сравнений.

И Дмитрий Александрович переходит ко второй грамматике - «трех видов всего». «Есть три вида веселия / Прямой – что ни хорошо, ни плохо – как есть / Иносказательный – как в примере с тем, что принято называть веселием Руси / и ошибочно принимаемый за таковой со стороны – ну, приглядись внимательней, может, это рыдания, а не смех сотрясают молодую женщину над гробом безвременно почившего супруга». Опять же так далее. Но тут нужны голос и актерский талант Пригова, которые, читая, подразумеваешь в прямом и иносказательном виде, а также в виде, ошибочно принимаемом за Пригова в случае воображения его самого при чтении его книги.

Заканчивается же книга «параметрами определения вещей». «Всякая вещь определяется по сути и по явлению / Собака, например, по явлению – собака, а по сути – ангел». Длится это необычайно долго, и тут уже без голоса и безумия Пригова никак не обойтись, а что тут суть и что явление, это уже не нам решать. По сути, вроде бы, Пригов, а по явлению – явление Пригова.

Хотя, повторю, первая грамматика это вообще поэзия в чистом виде, то есть гениальность и по сути, и по явлению.