118. Интервью с Генрихом Сапгиром (Лит. новости, 1993, №24)

Интервью с поэтом Генрихом Сапгиром.

(напечатано в «Литературных новостях» №24. Февраль 1993 года)

«На что жалуетесь, гражданка?»

Была она баба бойкая, а тут будто язык отнялся. Стоит, плачет – ничего сказать не может. «Дать ей новую квартиру и десять тысяч от моего имени»

(Из народного фольклора)

«Обезьян»

Вышла замуж.

Муж, как муж.

Ночью баба

Разглядела его, по совести сказать, слабо.

Утром смотрит: весь в шерсти.

Муж-то, господи прости,

Настоящий обезьян.

А прикинулся брюнетом, чтобы, значит,

Скрыть изъян.

Обезьян кричит и скачет.

Кривоног и волосат.

Молодая чуть не плачет.

Обратилась в суд.

Говорят: нет повода…

Случай атавизма…

Лучше примиритесь…

Не дают развода!

Дивные дела! -

Двух мартышек родила.

Отец монтажник-верхолаз

На колокольню Ивана Великого от радости залез

И там на высоте,

На золотом кресте

Трое суток продержался, вися на своем хвосте.

Дали ему премию –

Приз:

Чайный сервиз.

Жена чего ни пожелает, выполняется любой ее каприз!

Что ж, был бы муж, как муж, хорош,

И с обезьяной проживешь.

Конец 50-х годов.

-Генрих Вениаминович, вы в литературе тридцать пять лет. Пробурили насквозь московско-питерский андеграунд и вот вышли на поверхность… У вас нет ощущения, что все не вовремя, что поезд ушел?..

-Я помню, как еще в начале 80-х годов, когда я пришел к художнику Илье Кабакову, ныне всемирно известному, он мне сказал: «Генрих, да что же такое делается! Мы двадцать лет существуем, а все еще на плаву! Такого быть не может!»

Да, мы должны были родиться, расцвести, умереть. Потом должно было возникнуть следующее поколение. Поколения себя выражают, и поколения себя изживают.

Общество сначала все это не принимает. Пища эта кажется непривычной, невкусной. Потом начинают кушать. Потом кушают с удовольствием. Потом переваривают. А потом, прошу прощения, все это высерают на книжную полку. Естественный физиологический процесс.

У нас получилось не так. Общество наше ненормальное. Отчасти Запад, отчасти Ирак. Недаром такая ностальгия по Саддаму, по Хасбулатову…

-Но объективно, даже в качестве андеграунда, вы принадлежали к шестидесятникам?

-Говорят: «вы шестидесятники…» Не мы шестидесятники! Евтушенко и иже с ним, они были хороши на своем месте. Они были шестидесятники, у них были иллюзии, они их преодолевали. Они принимали близко к сердцу государство, и оно их принимало близко к сердцу. Они жили в «хрущевско-брежневскую эпоху».

У нас не было ничего похожего. Государство нас в гробу видало! Оскар Рабин, я, Эрнст Неизвестный, - таких шестидесятников государство с удовольствием в Сибирь бы упрятало. Лично я знал из неоднократных бесед в КГБ, что если я пойду по пути Бродского или Кублановского, я буду вышвырнут! Кублановский, кстати, до сих пор, несмотря на то, что он поэт христианский и «наверху» его любят, не может себе вернуть российское гражданство. «Эти ребята», как он говорит, его запомнили и втихаря будут долго мстить.

Да, мы были людьми, которые родились в это время в этом государстве. Но были по-настоящему свободными, неангажированными людьми. Государству, которое требует от человека всю его душу и всю его шкуру, не было от нас никакого профита! Не будешь сидеть тихо – загремишь!

-Сиди, пиши детские стихи, работай инженером…

-Или в котельной, как в Ленинграде, или пей вглухую, что тоже делает человека «социально-близким». Покойный Олег Григорьев, он просто пил. И то его сажали, коли буянил. Имели в виду.

Есть такой замечательный писатель Ионеско. Лауреат Нобелевской премии. Я читал в Париже его интервью, так есть такое рассуждение. Что такое «поколение»? В поколении бывают разные люди. Когда я учился в Бухаресте, говорит Ионеско, там были такие, как я. А были и прямо противоположные. А своего Носорога я списал со своего папы-профессора. Он и при фашистах был профессором. И при коммунистах. Он всюду выживал!

МОЛОХ

(читать нараспев протяжно и важно)

Волох и Вулох и шизики все и подонки!

Юра Мамлеев – брюхатое божество!

Лорик и Шурик и все его дочки –

Бледные девочки – темные почки

Вы поклонитесь слоновьим копытам его!

Фикус зеленым пером осеняет его.

Возле пивной толковище и зной

Сколько мужчин возжелавших общенья и пива!

Сколько мужчин избегающих женщин и секса!

И между них добродушный и сальный –

Сверх - эротический! Вне – сексуальный!

И воют собаки обнюхавши желтые ссаки!

Вы поклонитесь слоновьим копытам его!

Волох и Вулох – и все эти пресные черти

До смерти сами себе надоевшие! Будда

Мамлеев с портфелем пришел ниоткуда

И у помойки для них сотворил это пошлое чудо –

Кошек и мух голубей и московское лето

Свадьба горланит за окнами где-то –

Пиво и трусики! гроб и газета!

И да поклонятся брюху и лапам его!

Козлобородый Фридынский примчался вприпрыжку

Наболтал начадил – и другой уже вертится бес…

Вежливо к ним проявляя ко всем интерес

Тискает гладит и щиплет трехцветную кошку…

И красногубый Дудинский и громогласный Трипольский.

И головастик Бакштейн (впрочем он в Израиле давно)

Весь этот русский еврейский татарский и польский

Дух поклоняется духу и брюху его!

Волох и Вулох ползут в переулок

Лорик и Шурик впорхнули во дворик

Тупо глядит алкоголик по имени Гарик

Пиво и трусики! Гроб и газета!

В это – вне времени – душное лето

Падаль астрал и абстракцию склеив

Просто вас выдумал душка Мамлеев!

Да поклонюсь многодумному заду его!

Начало 70-х годов

-Теперь, когда все поколения одновременно вспыли на поверхность и болтаются в этой проруби рынка, вас обвиняют «новые подпольщики», не имевшие круга веселой московско-питерской богемы, что вы просто «заедаете чужой век» и – «прочь с дороги!»

-Да, мы были поколением шестидесятников. Андеграундом. Потом пришло наше время. Время пришло поздно. Но сейчас удержится тот, за кем не стоит ни поколение, ни «свои люди», ни тусовка – только талант.

Мы не пробили бетонную стену, не вышли к читателю. И следующие за ними – СМОГ, смогисты – более литературной поколение, тоже не пробили. Более-менее стали известны восьмидесятники, «иронисты». На мой взгляд, это новый «Сатирикон», Саша Черный. Но тот интереснее по форме, по движению… «Иронисты» возникли, как будто нас и не было…

Этим летом мы, старые «лианозовцы», - Игорь Холин, Сева Некрасов, я – путешествовали по Германии. Такая «агитбригада» со своими книгами, переводчиками. Все это устроили наши друзья из университета в Бохуме. Потом мы вернулись в Москву, а они нам прислали вырезки из газет, посвященные нашим гастролям. Немцы сразу все сообразили. Да, сначала им стали известны другие имена – Пригов, Сорокин и так далее… Но сначала-то, пишут они, были Холин и Сапгир. Вот какая была основа!

У меня были стихи… ну просто тот диалог, из которого составлена сорокинская «Очередь»! Не думаю, что восьмидесятники нам подражают. Просто эти идеи были подхвачены и развернуты. Естественно. Но у нас ведь все перемешано. Их напечатали раньше, нас позже.

РАЗГОВОРЫ НА УЛИЦЕ

Жена моя и теща

Совсем сошли с ума

Представь себе

Сама

Своих детей

Нет главное –

Коробка скоростей

У нее такие груди

На работе мы не люди

Она мне говорит

А я в ответ

Она не отстает

Я – нет и нет

Оттого что повар и

Перепродает товары

Еще увижу с ним – убью

Мать

Твою

Уважаю, но отказываюсь понимать

Да что тут понимать

Сделала аборт

В ресторане накачался

Не явился на концерт

У бухгалтера инфаркт

Присудили десять лет

Смотрят а он уж скончался

Я и сам люблю балет.

Конец 50-х годов.

-Но вернемся в сегодняшний день. Вы ведь ощущаете себя живым поэтом, а не музейным приложением к «лианозовской школе» в каком-нибудь будущем учебнике Вольфганга Козака или Коки Кузьминского?

-Конечно, я ощущаю себя живым поэтом. Более того, поэтом будущего. Поверьте, это не похвальба. Это чувство такое. У Сергея Довлатова есть такая заметка: «Сапгир называет себя поэтом будущего. Другой поэт прислал ему свою книгу, на которой надписал: «От поэта настоящего – поэту будущего»…

Ну что делать. Я чувствую, что души, к которым я обращаюсь, они уже появляются сейчас, и они еще будут.

Конечно, как поэт, я сейчас сам по себе. Прежде я пытался представить окружающие меня социальные дисгармонии в каких-то новых гармониях, следуя за Хлебниковым и обериутами, которых я считаю современными поэтами. И я в этом был такой же «лианозовец» как другие.

Сейчас меня интересует совсем другое. Сущности, реальности. Я знаю, что существует не одна реальность. Если внимательно посмотреть туда, где ничего нет, окажется, что там есть то, чего мы не привыкли видеть. То, на что мы не настроены ни социально, ни генетически. Последние десятилетия у меня ощущение, что мир совсем не таков, каким мы его видим.

СОНЕТ ДАНТЕ АЛИГЬЕРИ

Здесь воздух весь – полынь – и небо птичье

Подтеки лавы, камень как нарост

Кто растолкует мне косноязычье? –

И отчего возник незримый мост?

Над Коктебелем ярче сфера звезд

Явился дух – знакомое обличье

Спала под легкой тканью Беатриче

Воробышком – так осторожно нес

Он огневел – и все во сне дивилось

Насквозь – гора и моря полоса

Приблизился – невероятно вырос…

Зрю: виноградом сердце на ладони

Он дал вкусить свой дивный плод – мадонне –

И я проснулся в горе и слезах

80-е годы.

Это бывает как сатори, как момент истины, как ощущение божественного присутствия у верующих людей. В своих последних вещах я стараюсь показать различные пласты реальности. Отсюда у меня произошел ряд выводов. Не время течет, не Солнце движется, а мы проходим сквозь время. Прошлое, настоящее, будущее есть всегда. И дух, будто он в стороне и выше, просто видит и начало, исток, и завершение. Человек не так прост, не так единичен. Есть суть и есть привходящие, сбивающие с толку обстоятельства. Да, многие люди спят. И тем не менее. Каждый рождается, каждый рождает другую жизнь, каждый умирает.

ПРИШЕСТВИЕ

Между Самарией и районом Капотни

Где в песках коптит всегда факел нефти

Трубы крысы стражи и хрущобы

Встретило Его человек десять прокаженных

И когда Он приблизился к Городу

МЫ ИДЕМ СЕМИМИЛЬНЫМИ ШАГАМИ

Если верить милицейскому протоколу

«Анна не отвечала. Кондуктор»

(Бабеля арестовали утром на даче)

На недавнем пленуму Верховного Совета

Было преимущественно без осадков

От 16-го микрорайона до метро ВАРШАВСКАЯ

Одного по правую, другого по левую сторону

…И посыпались кубики в белое небо

-Ощущаете ли вы это движение в близких вам писателях?

-Я думаю, что все мои друзья продолжают двигаться вместе со мной. Даже после смерти, как тот же Ян Сатуновский. После смерти был издан, был признан. И я вижу все большее его признание. Потому что любое искусство, как это ни странно, во времени изменяется.

Или Игорь Холин. Старый уже человек, за семьдесят. Не так давно написал большую книгу стихов. Теперь написал книгу рассказов. Недавно было заседание «Зеленой лампы» у Саши Глезера. Выступал Александр Кабаков, Виктор Ерофеев, современные писатели, читали свое. Я читал. В конце Холин прочел два маленьких рассказа. Александр Кабаков не удержался, засмеялся, зааплодировал: «Вот человек написал!» Такая простота была явлена за всеми этими нашими сложностями, что нельзя было не зааплодировать…

Между тем наступает третье тысячелетие и многое становится видно. Оказывается, мы дожили до второй революции. Оказывается, окончилась третья мировая война. А мы и не предполагали.

В день, когда началась Великая французская революция, Людовик XYI записал в свой дневник: «Сегодня ничего не произошло…» Так и все мы. Глобальные вещи не сразу понимаем.

Тем не менее, будущее наступает. Поэт, тем более русский поэт, может предчувствовать время. Он как бы более человеческое существо. Поэтому, если позволите, я бы закончил такой формулой. Искусство – не для искусства. Искусство – не для народа. Искусство – для тех, кому оно нужно.

СОНЕТ – ВЕНОК

Венок обвили траурные ленты:

«От любящих врагов» «от профсоюза»

«ЧИТАЕМ ВСЛУХ – друзья интеллигенты»

«ЗАБУДЬ И СПИ! – Божественная Муза»

«От неизвестной – НАКОНЕЦ-ТО ТЛЕН ТЫ»

«ПРИЯТЕЛЮ – от Робинзона Крузо»

«ЕВРЕЮ – от Советского Союза»

«ЗАЧЕМ ТЫ НЕ УЕХАЛ? – диссиденты»

«СКОРБИМ И ПЬЕМ – деятели искусства»

«ПРОЩАЙ ДРУЖИЩЕ! – водка и закуска»

«СДОХ БАЧКА! СДОХ! СОВСЕМ ПРОПАЛ – монголы»

«УШЕДШЕМУ С ТОСКОЙ – собака Ларри»

«СВЕЖАТИНКЕ! – кладбищенские твари»

«Соседи по могиле – НОВОСЕЛУ!»

Конец 70-х годов.

ИЗ КАТУЛЛА

С яблоком голубем розами ждал я вчера Афродиту

Пьяная Нинка и чех с польскою водкой пришли

Начало 70-х годов.