Урок рисования, или Перепроизводство прозы
Почему художники больше не рисуют
Книга
Игорь Шевелев
Художник Максим Кантор написал роман, который непременно станет событием ("Учебник рисования" т. 1, 2. М.: ОГИ, 2006). Для того, чтобы это понять, достаточно посмотреть на два огромных пухлых тома, общая сумма страниц которых - тысячи полторы, если не больше. Первая мысль, которая возникает у читателя, - "люблю толстые фолианты, но до такой ли степени?"
Но начинаешь читать, - и понеслось. Описывается самое интересное: художественная среда Москвы, перестройка, 85-й год, знакомые все лица. Фамилии изменены, лица узнаваемы. Гриша Гузкин - это Гриша Брускин? А кто этот профессор Соломон Рихтер, автор книги о Пикассо с предисловием Эренбурга? Надо заглянуть в Google. Чернобородый лидер нового искусства Леонид Голенищев, - Леонид Бажанов? Мыслитель Пайпс-Чимни, автор исследования о России "Крест и топор", вылитый Биллингвуд, директор библиотеки Конгресса.
Десятка страниц не прочитал, а уже весь горишь, смеешься, читательское сердце бьется узнаванием. Семен Струев, лидер второго авангарда, неужели Илья Кабаков? Вот он подводит Дюрренматта к своей картине, вернее, к чистому холсту, на котором написано "Где Катя? Ее нет. Где Максим? Его нет. Где Лена? Ее нет. Может быть, и не было никого?" А Дюрренматт говорит: "Это лучший групповой портрет, который я видел, - невидимое присутствие".
На приглашении в клуб Билингва на презентацию романа М. Кантора "Учебник рисования" напечатано - "это роман о Вас, уважаемый (ая)" и - вписано большими буквами - "Игорь Шевелев". Отнесся скептически, а, вишь ты. А гости на выставку все прибывают, послы, известный экономист Владислав Тушинский, автор статьи - "Как нам изменить Россию в 500 дней", ну, это понятно. Надо, наверное, всех выписать столбиком в виде "ключа к роману". А вот инструктор ЦК по идеологии Иван Михайлович Луговой по прозвищу однорукий двурушник, да только что читал о нем в журнале, как же его звать-то? Э, какая интересная жизнь намечается на ближайшее время чтения.
Ближе к одиннадцатой странице, узнав буддолога Бештау-Пятигорского (смешно), шумного фотографа Льва Горелова-Мелихова, другого, третьего, понимаешь: "вся Москва" будет читать это, обиженная, когда найдет о себе, и смертельно оскорбленная - когда не найдет. Вот она фиксация времени: сегодня Горбачев позвонил в Горький Сахарову и тут же предложил Тушинскому сотрудничество по изменению России.
Как вспоминается прошлое двадцатилетней давности? - Сатирически или с ностальгией. Тут и спор о России. Автор, сын и брат известных философов, мыслителей, не может не перебрать со знанием дела все наличные умственные стратегии, приведшие, как оказалось, к плачевному результату. Надежды на возрождение привели к кризису, - идей, искусства, интеллигенции. Да и сама горделивая фигура художника-творца растворилась без следа в новых "стратегиях" перформансов и инсталляций.
Главный художник нового авангарда, за которым угадывается Илья Кабаков, попадает в кабинет партийного босса, переспав с его супругой, и видит карту родины, поделенную кремлевскими мечтателями между собой - со столбиками огромных сумм, которые деление принесет каждому из них.
Но это не просто скандальный роман с легко узнаваемыми персонажами, любовными историями, размышлениями о России и мире, стыке времен и неотвратимости судьбы. Это еще - прочтите название, - учебник рисования, роман о романе, школа мастерства: подготовка холста, правильная поза художника, умение смешивать краски, сочетание света и тени, работа с натурой. В романе Максима Кантора, как в жизни, есть все, - сатира и публицистика, летопись и трактат, нетленка и бытовуха. Тут и актуальный художник Сыч, скандальный перформанс которого с хорьком перешел в стабильные семейные отношения. И редактор "Европейского вестника" Витя Чириков, продолжатель Карамзина, - как выпрашивал он бабки у инструкторов ЦК, так и выпрашивает до сих пор, только вывески поменялись. И создатель газеты "Бизнесмен" Василий Баринов, который напрасно пытается облапошить все более матерых своих покровителей. Ну а то, что министр культуры Аркаша Ситный и его помощник Шура Потрошилов распродают культуру по частям и оптом, навязывая музеям черные квадраты, это мы, кажется, и в газете "Завтра" читывали.
Огромный объем произведения требует все новых средств для поддержания занимательности. Такое ведь, чтобы даже пролистнуть, надо иметь спортивный разряд. Примерно к трехсотой странице задумываешься о дальнейшей судьбе, - своей, читательской, книги. Для европейского читателя и это уже давно перебор. Тут кстати рассуждение "учителя рисования" о формате произведения. Как художник, Максим Кантор тоже отличался размерами холстов, но там хотя бы дверь зала диктует ограничения. А как автор учебника он выступает за великие произведения, не ухватываемые единым взглядом и даже пониманием, - таков исторический масштаб описываемых событий. К тому же, если давно заграницей, то и лимит времени не ограничен.
О деньгах в книге много, но гораздо меньше, чем об идеях. К шестисотой странице понимаешь, что текст бесконечен. В последнее время такие фолианты выпускают бывшие олигархи и ушедшие на покой банкиры. Все сильнее хочется посмотреть на человека, который сможет все это прочитать до конца. Испытываешь эффект, как если бы этими же книгами - да по голове! Поскольку книга печатается в авторской редакции, то подозреваешь, что и редактор не обязан был все это прочитать.
И вот, наконец, видишь рецензию, автор которой прочитал книгу за неделю. Книга его перепахала, как "Что делать" вождя мировой революции, он понял, как устроен мир, и что время великих русских романов - после "Мастера и Маргариты" и "Доктора Живаго" - отнюдь не прошло. Уф, ну все. Автор книги "Учебник рисования" сетует, что живопись исчезла на его и наших глазах. Теперь, кажется, я задумаюсь. не прошло ли время отказаться и от чтения.
Первая | Генеральный каталог | Библиография | Светская жизнь | Книжный угол | Автопортрет в интерьере | Проза | Книги и альбомы | Хронограф | Портреты, беседы, монологи | Путешествия | Статьи