1309. Рецензия на театральную книгу Михаила Левитина (РГ, 2006, 17 мая)

Театральный роман Михаила Левитина

«Эрмитаж» подарил своему режиссеру посвященную себе книгу

Левитин Михаил на фоне Хармса

литература

Игорь Шевелев

К юбилею Михаила Левитина возглавляемый им московский театр «Эрмитаж» издал его книгу «Меня там не было», состоящую из автобиографической прозы, статей разных лет и пьес известного режиссера и писателя.

Все это писалось на протяжении более чем двадцати лет и составляет особого рода «театральный роман», поскольку, что бы ни писал и не ставил на сцене Михаил Левитин похоже только на него. Хотя сам Левитин выстраивает свою родословную с таировского Камерного театра, с легендарной Алисы Коонен, которыми бредил с самого своего одесского детства и юности. Таиров, Хармс, обериуты вообще и Игорь Терентьев, в частности, - Михаил Левитин раз и навсегда верен своим богам яркой и откровенной театральности, зрелищности на грани неприличия и фиглярства. Пройти по тонкой грани нарушенных норм и границ, традиций и обычаев – вот театр Левитина.

Проза же его это попытка поверить словом свое сценическое безумие. Если не рассказать, что же это было такое, то хотя бы выстроить пунктиром дорогу туда, чего давно не существует. Потому что главное для Левитина – это перепрыгнуть пропасть непрямого наследства. Продолжить то, что он себе вообразил об этом, потому что не видел, и никто не видел. Театр это и есть мост в то, что осталось только в воображении. И оно диктует метод претворения. «От избытка внутренней энергии происходила деформация, и способ жизни менялся». Вот нерв пресловутой театральности, попытка выйти за пределы этой жизни – в иную. Театр – это место нарушенных ожиданий. Или это не театр.

Автор делится режиссерским опытом, начавшимся, когда он практически с улицы пришел на Таганку к Юрию Петровичу Любимову и попросил поставить спектакль. Или когда ставил Воннегута в Театре советской армии. Чем не клоунада с далеко идущими последствиями, то есть театр жизни как он есть, когда сам ритм ведет за собой, вовлекая все новые события, людей, постановки, влюбленности. Театр – это последствия, возникшие без причин. Главное, не останавливаться. Не бояться знаний о жизни, сталкивающихся друг с другом, потому что смеха на похоронах быть не может, однако, есть. Все так смешно в этой жизни, что можно плакать, не останавливаясь.

Рассказы об абсурде органично переходят в рассказы о Хармсе и обэриутах. Предшественники Левитина – режиссеры-фейерверкеры. Его книга о театре густо населена ими, а за каждым трагедия, превращенная в ту же клоунаду. Арестованного режиссера Игоря Терентьева вели на расстрел, потом втолкнули в какую-то дверь, заперли. Оказалось, заменили казнь на лагерь. Дочь потом спрашивала его, что он испытывал, когда шел на смерть. «Невероятную легкость и ужасное любопытство», - был ответ. Жизнь продолжается ровно столько, сколько продолжается. Все решает темп и ритм собственной постановки жизни. И этому учит театр, даже если человек не ходит туда, а просто живет, делая незапланированные регламентом движения.

Тот же Терентьев поставил «Ревизора» запустив по дверце сортира на сцене белых мышей из лаборатории Павлова, обреченных на смерть, но вначале вкусивших театрального восторга. Белые мыши, отнюдь не крысы, что сожрали Даниила Хармса в тюремной камере вымирающего Ленинграда. За этой жизнью, если внимательно к ней присмотреться, не угонится ни один обэриут. Как говорил тот же любимый Левитиным Игорь Терентьев: «В чем же будущее, если не в распутстве жестов, слов и пожаров». И прописывал ахиниан – «от бородавок и лишнего ума».

Летучее искусство Михаила Левитина имеет, говоря модным словом, мощный бекграунд. Как человек пишущий, мыслящий, он создает свою теорию и историю театра, - в которых личные и иррациональные вкусы и предпочтения получают рациональные основания. В молодости он шутил, что может поставить «Материализм и эмпириокритицизм» Ленина в виде ритмико-пластического театрализованного действа. В зрелые годы заменил ленинскую философию на собственноручно написанные драмы о гениальном провокаторе Азефе и гениальном поэте Пушкине, которые завершают данное издание. При этом цитируя любимого Александра Введенского: «чтобы было все понятно надо жить начать обратно». Не удивительно, что в последнем по времени спектакле Михаила Левитина по пушкинскому «Пиру во время чумы» и другим маленьким трагедиям на сцене появляется именно Введенский с деревянным чемоданом, - то ли проездом в будущее из лагеря, то ли в прошлое из будущего. Все, что мы можем, это изо всех сил имитировать жизнь еще неизвестным ей образом. Зачем, бог весть. Как писал тот же Введенский: «Горит бессмыслицы звезда, она одна без дна».