1349.Рецензия на Крымский диван Сергея Соловьева (РГ, 2006, 23 августа)

Лучший отдых в Крыму

Новая проза Сергея Соловьева

Обложка Соловьева Крымского дивана

Книга

Игорь Шевелев

Обычно рецензию, - как и живешь, - пишешь по шаблону. Иначе ведь с ума сойти, - задумаешься и не разогнешься. Но для шаблонной рецензии и книга должна быть написана соответствующе. А то стыд, нестыковка, не вышел на орбиту, не приземлился в заданном районе Акмолинской области.

«Крымский диван» Сергея Соловьева (М.: Зебра Е, 2006, 448 стр.) – необычная книга. И на нее стоит писать рецензию, потому что это выбивает из колеи еще больше самого чтения. Шутка ли, загнать в пару страниц толстую книгу метафор, выдумки, фантазий, свободного полета, бега пунктиром в нескучный сад слов.

Что это? – проза поэта, притом что С. Соловьев, действительно, поэт. Но сам же оценивает «прозу поэта», как «Переписку. Левой руки с правой». Поэт, - киевский, где бы не жил, - в Индии, в Германии, в Москве. У нас поражается, почему так скудно и неинтересно живет этот сонный народец. Пытался разбудить его в специальной программе, о которой сговорился с Дмитрием Дибровым, - «Просвет», - да потом ушел оттуда, не захотев идти на попятный требуемой общепонятности. «Потому что читатель не живет в настоящем времени. Потому что настоящее – скорость света, а не его отстой по обе стороны, где и живет читатель: или в прошлом, или в будущем. Или в возвратном залоге, или в развратном. А настоящее – для ангелов. Кто ж им пишет?»

Но это так, отступление. «Крымский диван» - не о языке, хотя языком и на языке написан, выдуман, сочинен и живет. Книга – о Крыме, конечно. Об этом древнем советском мифе, на фоне которого жил, уходя и возвращаясь, то ли автор, то ли герой книги, то ли все те люди, о которых он пишет, встречая и сочиняя их на ходу. «Гна безмолвно покачивал лодочкой. Листья с деревьев мело. Наступали дожди. На заборах коты, как горшки расписные, сидели». Скользит неуловимая интонация побега из повести Паустовского «Романтики», но потом только он – Соловьев.

Это книга, где проза переходит в стихи с естественностью давних любовников, хотя бы и только что познакомившихся, удивившихся друг другу до перемены дыхания. Стихи переходят в объяснение в любви, дневник – в письмо и в философию: «”Будьте как дети” – как хлопок одной ладони. Почему дети крылаты, во сне летают? Почему мы – чем дальше в жизнь, тем короче крылья? Почему мы растем сверху вниз – от небес до могилы? Почему говорят: под звездою родился? Там – рождение, здесь – см. библиографию».

Дух дышит, где хочет. И «Крымский диван» написан в жанре вечной книги, которую, где ни откроешь, там и начинаешь свое превращение – в человека читающего, в особый вид жизни, из которого, как из любого другого вида, нет выхода, кроме входа туда, где нас уже нет.

Любовь, путешествия, биография, стихи и проза, лед и пламень, диван и крылья, Крым и Индия – все сходится. «Редкий случай разделения человека тупым предметом на две половины, вспоминает он заголовок одной из занятных статей в сборнике судебно-медицинской экспертизы». Книга, в которую можно вчитываться и цитировать с любой строчки, потому что нет на ней ни одного места, кроме живого. И на груди – звезда Тавриды.

Так изрыты крымские горы сотнями пещер, скальными криптами, снами слов и забытых имен. Здесь жили монахи, отшельники, троглодиты Плиния, гомеровские лестригоны, купринские листригоны, - все кишит невидимым, читанным-перечитанным, татарским и караимским.

Судя по количеству клонов и имитаций, жизнь – всегда чудесна. Жизнь слова, литературы – чудесна вдвойне. Вот уж поистине горящий куст, купина неопалимая. По крымским горам автор прыгает, не касаясь земли, это узор полета, небесный лабиринт, природа ума.

Сергей Соловьев, художник, прозаик, поэт, живущий между Киевом, Крымом и Мюнхеном, то есть в Москве, ведущий литературных программ «Речевые ландшафты» в проекте Диброва на телевидении, потом в культурном центре «Дом», а с осени перебирающийся в Булгаковский центр на Большой Садовой. Москва ему кажется сонным городом, который он мечтает расшевелить, спровоцировав явление актуальной, живой литературы, а не ее массовидного муляжа «в этом голом и гулком краю, где когда б это «к» не першило – раю…» Ведь ад еще впереди, как в его же строках: «Здравствуй, тетка, почем цикута?» Буркнет глухо: «Один сократ».

Личное

Я все вспоминаю, с каких пор я знаком с Сережей Соловьевым до последней нашей встречи на прошлом дне рождения у Коли Климонтовича в квартире на метро «Динамо», с которой началось быстрое и постоянное общение и обмен книгами. А до этого? Двадцать лет назад у Сережи Шерстюка в мастерской на Колобовском? Иначе бы откуда у меня взялась книга Сергея Соловьева? И стихи, которые я давным-давно еще прочитал, и запомнил. Его имя называл мне Алеша Парщиков? Саша Давыдов? Ну, неважно. Мы жили так близко, что можно было и не видеться. Зато, увидевшись, начать разговор с того самого места, на котором нас как бы прервали.