1358.Рецензия на Артографию Галины Быстрицкой (РГ, 2006, 12 сентября)

Все щупальца под живот

Галя Быстрицкая со товарищи

Галина Быстрицкая принимает цветы и поздравления

Альбом

Игорь Шевелев

Сначала выходные данные. Галина Быстрицкая, Ирина Тарханова «Artography». М.: «Искусство XXI век». 376 стр. Не альбом, не монография. Книга как предмет и как - форма искусства.

Еще книга как путешествие вглубь реальных путешествий художника. Книга о художнике, как книга - художника. И тьма иных парадоксов, которые снимаются эпиграфом к этой большой книге, полной картин, фотографий, текстов, написанных добрым десятком хороших писателей. Эпиграф этот написан не только в начале книги, но был и на майках, которые раздавали гостям и участникам презентации, прошедшей в Музее личных коллекций ГМИИ им. Пушкина на Волхонке. Эпиграф из тетрадей Поля Валери. «Назначение живописи неясно».

Всего в альбоме тысяча картинок пяти путешествий, - с виду по нынешним временам ничего экзотического: Венеция, Франция, английская и русская глубинка, берег Испании. Но автору кажется, что пейзаж излечивает от смерти, а, стало быть, излечивает и адекватная пейзажу передача его на живописном холсте.

Подобные книги мог бы выпускать, будь он менее скромен и занят другими проектами, сам Зураб Церетели. Фотографии мест, где был, почеркушки и записи того, что видел, что надо нарисовать, картины и их фрагменты, крупные мазки, которые делаются пальцами и мастихином, а не кистью, - этого уже требует темперамент живописца. Плюс своеобычный дизайн самой книги, придуманный Ириной Тархановой, - бьющий в глаза цвет, резкие перемены ритма, живопись, дополненная фотографией и вдруг перебитая ей. Дизайн сам по себе избыточен, как всякое искусство. И тут же экзотика нынешних путешествий – Бали, Бангкок, Сингапур, Мальдивы. Эту бы книгу, да в тихий невыездной застой тридцатилетней давности, когда сама художница с «сороковкой» творческой помощи от молодежной секции Союза художников ходила с этюдником по деревням.

Дневниковые записи и размышления самой Галины Быстрицкой, хоть и разбавлены другими авторами, даже интереснее их, поскольку органично связаны и с картинами ее, и с фотографиями. Вот она пишет об англичанах, - клерках, школьниках, студентках, - одетых в ноябре так легко, словно готовы к путешествиям в несуществующие уже колонии. И сама понимает их: «ведь, собираясь в путь, берешь с собой минимум вещей, хотя и знаешь, что можешь заболеть, а то и умереть. И все, что осталось, оказывается далеким, как прошлое. Ты странник, ты один и сам отвечаешь за себя. Приходится подтягивать все щупальца под живот. В результате проживаешь еще одну, дополнительную жизнь».

У Галины Быстрицкой хорошая живопись и верный писательский метод: описывать людей, города, слова и поступки – как предметы, которые, будучи зафиксированы, остаются навек. Хотя бы в качестве этюда, который потом может превратиться в картину. А точность записи гарантирует остроту глаза, творческое настроение, отсутствие хандры. Ты проходишь мимо, поскольку странник. Но оставляешь осмысленную зарубку, поскольку художник. Зато и книга ее излечивает от депрессии: мир достоин того, чтобы проходить мимо вместе с тобой. Да и вообще, хорошая печать – половина искусства.

К концу книги живопись Галины Быстрицкой начинает напоминать эмали. Краска накладывается пальцами такими слоями, что глаз дополнен осязанием, - живопись можно и нужно щупать, как женщину. Да, мужчины любят глазами и наощупь. А в ресторан у моста Риальто лучше не заходить, себе дороже. Вообще в Венеции много собак, гондольеров, русских, японцев и себя. И если бы не было живописи и литературы, куда бы мы ушли от этого острого взгляда, укладывающегося в зарисовки и суждения.

Книга набирает силу к середине, впускает в себя. Бывает такое попадание в цвет, - пишет художница, - ощутив которое, оказываешься там, где любишь. И не надо стремиться быть приятным. Вообще не надо стремиться. Если долго сидеть, то слышишь, как падают яблоки. Или видишь старушку, которая, выйдя из леса, говорит: «Я свои грибы собирала, ваши там остались».

Страницы усеяны желтыми листьями. Начинает идти первый снег. Деревня Жупеево рядом с Венецией, Нормандией и островом Бали. Рядом со сном и живописью. Скорей бы старость, когда можно сидеть в интернете, не отвлекаясь на еду и семью. В конце книги все картины повторяются маленькими этикетками, помногу на одну страницу. Стало быть, есть, что вспомнить.