Год погоды. 25 декабря

Ветер, ветер

25 декабря. Ангелы чем хороши, так это тем, что не видны. Зато держат с четырех сторон натянутые концы шатра, под небом которого мы сидим. В углу сильно дует ветер из щелей, но, тем не менее, здесь уютнее, чем могло быть.

Когда болеешь мир становится маленьким, как яйцо, в котором ворочаешься изнутри, не находя себе удобного места, соскальзывая с испода скорлупы. Не хватает воображения представить, каким маленьким окажется этот мир, когда ты умрешь.

Но вот яйцо. Снег, ветер, свеча, и длинными красными полосами идут на запад облака, а стена пятиэтажного дома освещена резким желтым светом, особенно странным и волнующим в наступающих сумерках. Соседи даже перестали колотить по стенам, прислушиваясь, видимо, к нескончаемому завыванию ветра. Это когда всюду будут евроокна, то ветер умрет, а пока он духарится, словно в русской, позанесенной по самые уши деревне.

Скоро станут видны рождественские звезды, и белые ангелы пойдут наискось вереницей с неба на землю. Это даже хорошо, что никто их не видит, а сам он лежит с приятно разломанным болезнью телом, и думает, что вот была какая-то мысль, а он ее забыл. Между тем на западном небе разыгрывается настоящий Скрябин в духе конструктивистского Дейнеки 20-х годов, - геометрия линий идущих туда и сюда. Та тоска пятнадцатилетнего мальчишки, которым он когда-то был, так ничего и не дала, так никуда и не ушла. И закат мучает его по-прежнему.

Комната на какой-то момент становится розовой, и в темном коридоре на ковровую дорожку падает из нее свет, как будто там горит лампа. В этот момент на небо даже страшно взглянуть, такие там происходят побоища между синими и розовыми в окружении пронзившей лазурь желтой полосы. Потерпи немного, скоро станет легче, наступит ночь. Агония длится бесконечно. Куда мне деться в этом декабре? Сходящий день прослоен цветным как выдуманный. Дома застыли, стараясь не привлекать к себе внимания. Еще минут десять, и они войдут в свою обычную силу. А пока ждут, делая в вид в сумерках двора, зажегшихся фонарей и ламп в подъездах, что ничего особенного не происходит.

Это агония, после которой улучшения не будет, все останется по-прежнему. Он идет на кухню, как давно уже собирался, поискать плашку валидола. С противоположной стороны небо уже успокоилось, наливаясь все более густой синевой, едут машины по шоссе, электрически горят рекламные щиты, валидола не оказывается.

Где-то между домов виден праздничный краешек проваливающегося в преисподнюю солнца. Сразу сереют облака, становятся чужими и отстраненными. Нет, он не хотел бы встречаться с ангелами: ни сейчас, ни потом – слишком поздно. Город оказывается весь в горящих облаках. Будь это Америка, его звали бы Томас Вулф, а так не пойми чего. Словно в пандан ко всему начинается вьюга. Там, где солнце, есть еще квадрат оранжевого света, но на него уже никто не смотрит, кутая лицо меховыми воротниками.