Год погоды. 31 мая

День древа

Год погоды. 31 мая

31 мая. То ли раздражение людей и желание, чтобы «все это скорее кончилось», вызывает непогоду, грозу, шквал, то ли, наоборот, предчувствие атмосферного фронта заставляет нас открывать фронт боевых действий против собратьев по виду, но результат налицо. Неуловимые мстители готовят всемирный потоп. Всего-то и надо, что подогреть льды Антарктики, обрушить их в сторону экватора. Дальнейшее легко рассчитывается по специальным компьютерным программам, которыми давно, как дурью, маялись многочисленные советские НИИ, включая группу покойного академика Моисеева, чьи результаты можно сегодня купить за понюшку табака, даром, что ли, нынче день курильщика и борьбы с ним.

Сначала, как водится, потепление, потом подъем воды, всемирный потоп, сильная облачность, парниковый эффект, ограничение солнечных лучей, новый ледниковый период. Пока составляли программу, чтобы академик мог блистать на всемирных форумах и в Римском клубе, менээсы весь институт провоняли своим курением и распиханными всюду бычками. Потом, когда перестали зарплату платить, каждый устраивался, как мог. Лучше всех, как выяснилось, устроились те, кто помер сразу, не мучаясь. Без всякого обледенения и глобальных примочек.

Ему тоже повезло. Как родившийся на Федота, имел право на личное дерево, заговоренное в его пользу. Сам выбрал дуб в Кузьминском лесопарке рядом с училищем Верховного совета. Лес шел до кольцевой и дальше, и он шел до тех пор, пока не узнал его с первого взгляда, даже рассмеялся, так хорошо стало на душе. Долго сидел под ним и все радовался. Настроению, конечно, верить нельзя, но той же ночью приснилось, как прилетел к дереву и даже каким-то образом вошел в него, в большое дупло, проникнув в самое сердце дерева. Теперь он с ним будет, вцепился в землю корнями, сразу не вырвешь, как прежде могли бы. Когда уходил, взял на память дубовый лист.

Небо хмурилось, хотя было тепло и приятно. Непрерывно шумел какой-то механизм, пробивавший асфальт с неясными целями благоустройства. Дети в детском саду кричали как взбесившиеся небесные ангелы, пока их не увели в столовую обедать, а потом спать. Стало так тихо, что даже страшно. Как перед грозой.

Тут еще есть специальная виртуальная трубка, через которую вдуваются в голову новости, - о победе грозненского «Терека» в футбол, о удешевлении путевок в Турцию из-за прямых угроз курдов устроить кровавые бани, о подробностях убийства Яндарбиева террористами с Лубянки, о подаренных пледах на ужине Черешневого леса в Нескучном саду, о победе Пелевина в конкурсе «Национальный бестселлер», о том, как Сафин показал задницу судье в Париже, не разрешившему врачу выйти на корт, да мало ли о чем.

Жуткая тоскливая пустота в сердце. Жизнь, не имеющая цели, имеет одну цель, сказал бы Лев Толстой, о котором он думал, сидя под тем дубом. Запах теплого асфальта, сирени, стриженой травы, тонкие оттенки запахов с помойки, - все соединялось у него в мозгу желанием то ли плакать, то ли мстить кому-то. Больше юмора, говорил ему Басыров перед тем, как умереть.