Год погоды. 6 ноября

Арефа и с ним еще 4299 мучеников

6 ноября. Так темно, что, говорят, только снег и сделает жизнь виднее. Как девица в светелке, выплетаешь сумеречным языком узоры, птиц, зверей и части человека в нелепых, но вдруг живописных позах и положениях. На золотом закате в половину пятого дня очень хорошо видна фигура монаха в черном. Кажется даже, что пикой какой-то грозит непонятно кому. А с другой стороны дома виден желтый подъемный кран за голым уже парком. Фонари вдали в новостройках загорелись. И белая ленточка за истребителем как-то странно рвется в небе на тире и точки, будто телеграфное сообщение.

Вдруг замечаешь, что что-то сыплет тебе в лицо, когда идешь к метро. Смотришь под ноги на асфальт, - да, дождик. Но такой мелкий, что даже приятно. Как в старых парикмахерских: «Вас освежить?» - и такой же дождь, хорошо, если, как сейчас, без цвета и запаха. Сейчас погода замечательна своей экстремальностью. Старожилы не помнят, чтобы было так тепло, или так холодно, или так нормально. Их уже нет, тех старожилов, нынче каждый помнит на свой лад, что так никогда не было.

Дождик так и зарядил, уютно, по-осеннему, не для ноябрьских, мелко-мелко, так что не чувствуешь. Так и кофе сделал – с пеночкой, для тишины и удовольствия. Целые вороха листьев свалены под ноги в парках, на газонах, у остановок трамвая в укромных городских местах, не расшебуршить все, как ни пытайся. Кофе да творог с изюмом. Самое время духом возлетать, лишней тяжести не надо. Даже голос стал добродетельный, - тихий и хрипловатый, как бы с трудом исходящий наружу из вдоль и поперек продуманной души. Впрочем, свой голос, по преданию, можно услышать только после смерти. Так что - Бог с ним, по меньшей мере. Бог сохраняет все.

Надо устраиваться надолго, если не навсегда. Мы даже телевизор, тихо бормочущий на кухне, где завтракает кто-то из домашних, переживем, не говоря обо всем остальном. В вечной жизни есть свои плюсы и минусы, как и всюду. Единственная радость – это досконально все продумать. В гостиной на столе стояла хрустальная сюжетница, - из тех больших ваз, что одно время продавались в магазине на Тверской, недалеко от книжного магазина «Дружба», - так он туда бросал бумажки с записанными на них схемами рассказов. Когда сюжетница наполнялась доверху, а очередная магнитная буря настраивала все похерить и начать жизнь сызнова, он выбрасывал все в мусор, и, облегчившись, пребывал какое-то время в совершенном счастье.

Именно безысходность осенней погоды и вынуждает подчас к действию. На балконе пахнет сырой бумагой от старых журналов и книг, которые так и греют до сих пор возможностью их когда-нибудь прочитать. Откроешь окно, ба! - на улице теплее, чем в квартире, где напялил на себя старую дедовскую куртку, а спина все зябнет. Ну, да и что же, что теплее, не устроишься же за подоконником в гамаке, с книгой в руках и трубкой между зубами. Как раз во сне видел, как какой-то человек ходил по крыше, а потом перегнулся вниз неосторожно и упал. И так стало страшно, что даже не во сне не посмотрел, что с ним стало. Только и услышал что крики. Да жена прибежала. Он еще и в подъезд вполз и шевелился, руку даже поднял, видать, сильно пьяный был.