Год погоды. 7 октября

Равноапостольная первомученица Фекла заревница

7 октября. Последний день для сбора белых грибов. В теплых овинах замолотки начинаются. Если б только кто знал, что это такое, - замолотки. Можно бы и догадаться, а лень. Дни начинают таять стремительно, ночь наступает моментально, а между ними красное небо заревом стоит, - Фекла в красном сарафане. Сама она растрепа, но что завяжет в этот день, то, считается, навсегда, не развяжется само. Поэтому жениться якобы хорошо.

В овине у домового спрашивали совета о жизни, о суженом. В дом тепло пора подавать. Утром хорошо пораньше огонь развести, еще затемно, что не трудно, поскольку светлеет поздновато. Все потихоньку перебирается внутрь дома. Странно, что и домашние цветы вдруг с шорохом опадают. А на улице, когда высунешь наружу нос и принюхаешься, пахнет сладким трупом, каким тот бывает обычно на второй день лежания в доме.

Так и кажется, что в эти дни что-то накапливается нехорошее и среди людей, и в природе, что, впрочем, одно и то же. Оттого и тревожность, и прислушивание, и делание вида, что ничего не происходит особенного, что придает людям особенно беспомощный и потерянный вид. Уж больно хотят сунуться куда-нибудь, да все напрасно.

Хорошо плясать в этот день у костра, в тепле, снимать напряжение, брать у девок предложенный ими калач, чтобы их хозяйственное будущее не портить. Близость зимы, что ли, тянет на традицию, на тихий православный рай, на перебирание в уме святых имен и молитв, житий, каждое из которых словно твое собственное житие.

Только все труднее обескровленный, заиндевелый мозг восстанавливает с утра тождество с этим господином, которому предстоит очередной день без толку и смысла. А без мозга и господина день насмарку. Надо бы, думаешь, подождать с выходом, сперва управиться, а потом загадывать о дальнейшем. Так и не выползаешь из заваленной желтым листом норы, ждешь погоды и знаков от смежных с тобой существ, а те молчат, им не до тебя, устраиваться надо, ни от кого не завися.

День солнечный, еще теплее, чем обещался, но ветреный и потому, хоть нежный, а встрепанный, голова плывет, и ты скрываешь ее недостаточность кажущейся стационарностью тела. Оно плывет, как небольшое знамя победы, развеваясь на ветру. В ближайшем киоске покупает мятные леденцы, чтобы отбить запах изо рта. Садится в автобус, доезжает до метро, там усаживается в последний вагон, место у поручня, чтобы чужое тело было только с одной стороны. На пересадке спускается по эскалатору, снова идет, - вагон, еще остановка, - выход в город, тут самый центр, нищие и иностранцы, продавцы красных флагов, маек с дурацкими надписями, полотнища рекламы, некое безумие, забивающее мозги мелким бумажным мусором.

Задумываешься: это ведь твоя жизнь, на что ты ее тратишь. Может, чтоб не мучаться, враз положить на чурбан, вроде куры, лишаемой для бульона головы? Руки, лопатки, спина, плечи, уши и лоб, - все движется отдельно и как бы в рассеянности. День вроде бы и воздуха полный, а дышать нечем и незачем. Ну еще один стаканчик вдохнуть осенней сырости, а что толку?