Год погоды. 18 сентября

День пророка Захарии и нечистой силы

18 сентября. Ночью заморозки, и, как всегда, при сильном холоде, светит солнце, и утро на голубом глазу. Говорят, что это Кумоха ходит, - большеглазая, лицом тонкая, вся в отрепьях, короче, интеллигентка. Сама в зеркало смотрит, на воду, лихорадку насылает на простых тружеников города и села. Недаром, что речка, что озеро, рябят водой, хоть ветра нет. Он и сам думает, не податься ли в террористы. Государство только этим и занимается, что разносит по воздуху ненависть, а люди по привычке делают припасы из нее, а потом и пристраивают, куда придется.

Воробьи с утра стучат клювом и носиками по металлическим оградкам балкона. Голуби кланяются и вертят тельцем на асфальте, ухаживая друг за другом. Раньше перед ними не только крошки хлеба сыпали, но и зерно для пшенной каши. А они ели. Теперь не то, но червяки, надеюсь, не перевелись. Судя по свежему виду голубей, с червяками все в порядке. Воробьи суетятся как перед приходом гостей. Может, погода будет хорошая. Накануне он еще видел желтые цветы лютиков в траве, не побило ли их ночью морозом? Дети в школе пошли в поход на выходные. Должны были остановиться с вечера на даче у родителей одного из учеников, а рано утром двинуться в путь на заранее приготовленную поляну, куда соберутся еще и из других школ. Он, конечно, почти не спал, только под самое утро задремал, и тут как раз их разбудили. Словно песок в глаза насыпали. И холодно так, что зубы стучали.

Он не совсем понимал, зачем это все было нужно. В туалет, конечно, было не пробиться. Сын хозяев дачи, который учился в параллельном с ним классе, показал место на задах участка, где можно было, встав за деревом, сделать свои дела сан фасон. Но все эти пустые разговоры, ожидания, дрожь в теле и, главное, с трудом сложенный, тяжеленный рюкзак, который взяли у соседей, и теперь он боялся его порвать или запачкать, - это было безумием. Дома на столе у него стояла этюдная позиция, которую он сейчас старался вспомнить, чтобы, сосредоточившись, отвлечься от окружающего. И книга дебютов, лежавшая слева от настольной лампы, согревала душу. Они были сейчас далеко от него, но душа его была с ними, а не здесь.

Холодное туманное утро едва пробивалось ледяным солнцем. Впереди на поселковой дороге стоял неприкаянный тополь. Они с ним вдвоем были тут лишние. За деревянными заборами дач стояла мертвая тишина. Все там спали, и их коллективное возбуждение казалось неуместным и нездоровым. Позиция, стоявшая на доске, была восстановлена в уме. Белые начинали и давали мат в два хода. Поставив ненавистный рюкзак на землю, он перебирал тихие ходы, которыми противник обычно вынуждается идти к своей гибели. Девочки щебечущей стайкой высыпали из ворот дачи на улицу. Подошел физкультурник, физичка. И она тоже была там с ними, занятая разговором, свежая, безукоризненной красоты, поздоровалась с ним. Он постарался не делать своего обычного несчастного лица, сопутствующего «поэзии». Тут-то он и увидел Кумоху, которая, выйдя из калитки в конце туманного проселка, перебежала дорогу, скрывшись в кустах. Никому об этом ни скажешь, да и не надо говорить, он это уже твердо знал. Даже ей ничего не надо говорить.