Занимательность – вот первейшее свойство настоящего писателя. Только что вышедшую книгу Николая Климонтовича прочли, я знаю, уже многие. Причем, прочли, не отрываясь. Да, рассказывая о своей жизни, автор упоминает многих хорошо известных ныне людей. Причем, рассказывает с той дружеской легкостью, простотой и иронией, которая создает для читателя неотразимый эффект личного присутствия и отношений. Что для бывшего светского хроникера “Коммерсанта” вполне понятно.

“Далее – везде”, однако, отнюдь не о светской жизни. Это книга о становлении молодого человека, который в начале 70-х выбрал писательскую стезю, роль ловеласа и бонвивана в жизни и нежелание мараться о советские правила издательской игры. Вот изначальные условия будущего уравнения. Отсюда выводится дальнейшее – литературная студия, нравы андеграунда, история подготовки подцензурных альманахов “Метрополь” и “Каталог”, первая и единственная книжка в “Советском писателе”, круг столичных денди, салонов, окололитературных дам и не дам. Первый выезд в Штаты и знакомство с тамошней русской эмиграцией, закончившееся несколькими годами созданного в Москве первого бюро нью-йоркского “Нового русского слова”.

Повторю, удивительным образом книга Николая Климонтовича читается взахлеб, несмотря на кажущуюся “производственность” темы. Точно уловленные мелочи богемного быта 70-80-х годов увидены отнюдь не со сверхестественной зоркостью писателя-орла, но обернуты в такую точную и доверительную интонацию, что у читателя буквально мурашки бегут по спине от узнаваемости предмета.

Книга состоит из отдельных глав, поражающих множеством жанров и единством композиции, позволяющей говорить о ней, как о цельном романе. В ней мемуар соседствует с физиологическим очерком, некролог с мини-романом воспитания, сказка с социологическим исследованием доступности дам тех времен. Нет только пьесы, но автор, как драматург, увязывает все в единое действо.

Если первая глава “Горох” начинается с нелюбви Сталина к генетике, то, будьте уверены, что в ее середине герой книги сойдется в студенческом танце с внучкой Сталина в доме на набережной, где тут же проявятся все его предки с их рецессиными и доминантными генами, а повествование плавно перетечет Арбат, центровую богему, литературные опыты, неподцензурные альманахи и - через ученого, поведавшего об инопланетном генетическом коде, - утечет на тот свет, к нью-йоркской эмиграции, причем важно, что вся “американская линия” была уже в начале книги заложена прадедом автора, непонятно что в этой Америке делавшем.

По обилию персонажей “Далее – везде” - хроника своего времени и впору писать именной указатель, где спившийся поэт Леня Губанов соседствует с Довлатовым, а Сапгир и Мамлеев с диссидентом Анатолием Якобсоном и высаженным из машины за нарушение американских дорожных правил Василием Аксеновым. Всех не перечислишь, надо читать.

Но главное, повторю, в книге Николая Климонтовича это свободная интонация человека, помнящего, кто он и откуда, но никому не обязанного. Это покоробит многих. Но суть в том, что время кончилось. Началась литература. А далее – везде.