Все началось несколько лет назад. Когда машинописные копии и ксероксы свидетельств доктора Моуди о путешественниках на тот свет сменились наконец типографскими изданиями. В них люди, пережившие состояние клинической смерти, давали показания о загробном мире. О том, как неслись по трубам навстречу ослепительному свету. Как ангелы подхватывали их под астральные белы рученьки…

Затем в Москву приехал сам доктор Моуди и выступал в ДК завода Ильича. Оказался он занудным иностранцем без копыт. Встреча с ним была полузакрытой, пускали “по знакомству”. Говорил он то, о чем все уже прочитали в его книгах. Перебирал свидетельства возвращенных, сверял показания, выводил среднее количество. Ни полета, ни фантазии. Дело, как сейчас помню, происходило теплым апрельским вечером, в полнолуние, как раз на еврейскую Пасху.

На встрече среди прочих присутствовали и два молодых реаниматолога со станции “Скорой помощи” – Володя Крайнев и Олег Тарасов (фамилии, к сожалению, изменены). Они уже несколько лет занимались проблемой возвращения после клинической смерти. Опрашивали потерпевших, изучали литературу. Приезд доктора Моуди был для них как встреча с архангелом Гавриилом для верующего. Однако Моуди их разочаровал.

После выступления они пытались пробиться к нему, но их оттеснили люди в штатском. Потом они сошлись во мнении, что доктор похож на зомби, выполняющего функцию озвучивания чужих мыслей. И все же именно в тот вечер они сделали окончательный выбор в пользу задуманного ими предприятия.

-Первые мысли о Проекте, - рассказывает Олег Тарасов, - возникли у нас, когда некоторые пациенты, возвращаемые из состояния клинической смерти, слезно просили нас отправить их обратно на тот свет. Они говорили, что никогда не испытывали таких светлых и счастливых ощущений, как там. Когда мы расспрашивали их, особенно в первые минуты, они отказывались говорить, умоляя хотя бы на минуту возвратить их обратно. Они становились похожими на наркоманов. Один мужчина был совершенно расстроен тем, что мы помешали ему узнать некую важнейшую для него тайну, причем он не мог сформулировать, какую именно. Она не формулировалась на земном языке. И вообще все земное многим из них казалось сущим пустяком.

-А я запомнил одного азербайджанца, который попал в автокатастрофу, - вступает в разговор Владимир Крайнев. – Мы приехали вовремя и успели его откачать. У него глаза были открыты. Мы видели, как к нему возвращается сознание. И он ровным и внятным голосом попросил: “Я вам заплачу тысячу долларов за каждую минуту, проведенную там…” Крутой человек. Мы были в машине “Скорой” вдвоем. Переглянулись и…

-Мы к этому ведь не готовились, действовали импульсивно, - объясняет Олег. – Все оказалось неожиданным даже для нас самих. Мы боялись, что угробим его. Но когда он снова пришел в себя, то уже ни о чем не помнил. В том числе, к сожалению, и о тысяче долларов. Правда, как мы выяснили, их у него и не было.

Но гораздо важнее неполученных денег оказалось решение осуществить Проект.

Методика введения человека в состояние клинической смерти хорошо известна. И у нас в стране, и за рубежом. Необходимо было только приспособить ее к целям Проекта. Подробности здесь ни к чему. Важно, что речь шла не о фармакологических средствах. В этом случае опыт реального умирания невозможно будет отличить от наркотических галлюцинаций, и чистота эксперимента исчезнет.

Время и место подбирались тщательно. Врачи рисковали не только своей работой и дипломом, но и свободой. Из суеверия они не заглядывали в Уголовный кодекс, но понимали, что предварительный сговор с целью покушения на убийство и с использованием служебного положения может обойтись дорого. В общем, следовало предусмотреть каждую мелочь.

Проще и логичнее всего было использовать реанимационный кабинет станции “Скорой помощи”, где они работали. Скажем, в ночь субботы на воскресенье, когда коллеги либо отсутствуют, либо спят. Запереть дверь и – вперед, к звездам!

Некоторые колебания вызвало решение записывать эксперимент на видео. Стоило ли предоставлять возможному следствию неопровержимые доказательства своей вины? С другой стороны, зачем рисковать, если потом тебе никто не поверит? Кто не рискует, тот не пьет шампанское!

Приборы позволяли четко фиксировать состояние некронавта. Речь-то шла о сущих пустяках, о каких-то секундах. Ровно через минуту они должны были вернуть некронавта к жизни. Промежуток, на первый раз и достаточный, и безопасный. Никакой информацией о подобных опытах они не обладали. Хотя и предполагали, конечно, их возможность. И все же приятно льстила мысль, что они – первые!

Понятно, что самое важное в любом деле – найти людей, которые смогут его выполнить. Для чистоты эксперимента требовалось соблюсти ряд условий. Претенденты должны были быть здоровыми (и физически, и психически) людьми. Во-вторых, - и Олег на этом настаивал, - хорошо, если Некронавт номер один будет как можно меньше знать о такой модной теме, как “жизнь после смерти”. Хорошо, если он будет не особенно разбираться во всякой мистике, а в этой теме тем более. В-третьих, он должен быть одинок, чтобы в случае чего человека не хватились. И, конечно, это должен быть абсолютно надежный товарищ, который ни при каких обстоятельствах их бы не выдал. Такой человек нашелся довольно скоро. Честно говоря, с самого начала они имели в виду именно его, Андрея, молодого, красивого мужчину спортивного типа, из тех, что в армии увлекаются волейболом. Чтением не злоупотреблял, о докторе Моуди слыхом не слыхивал, о том, что ждет людей после смерти, совершенно не задумывался.

Когда Олег и Володя посвятили его в суть дела, он даже не стал особо вникать в нее. Товарищи просят, так почему бы и нет… “Надо, так надо. Делов-то, одна минута…” Свои ощущения Андрей обещал запомнить. Короче, согласился. Тем более что был крепко обязан им в связи с одним неприятным случаем со своей знакомой. А как известно, сам погибай, но долги отдавай!

Ни колебаний, ни особенного интереса к Проекту Некронавт номер один не проявил, и для чистоты опыта он подходил просто великолепно.

Дублер Андрей, будущий Некронавт-два, был человек совершенно другого плана. Мало сказать, что Сергей оказался в курсе проблематики. Он еще и явился самым большим энтузиастом Проекта, его духовным вдохновителем. В историю советской космонавтики он бы вошел если не как Королев, то уж как Феоктистов, некронавт-исследователь, несомненно. Изучил всю имеющуюся в мире литературу. Горел желанием выяснить непонятные места. Словом, рвался в бой. При этом в медицинские вопросы умерщвления и реанимации не вникал, но на сопутствующие детали обращал особое внимание. Например, где должна стоять аппаратура, чтобы лежащий на столе некронавт не видел показаний приборов, но в момент выхода из тела мог бы их зафиксировать. Что, кстати, и произошло.

Наступил решающий вечер. Напряжение нарастало. Медперсонала на “скорой помощи” было меньше, чем в обычный день. Андрей спокойно сидел в кресле, ожидая своей участи. Олег и Володя решили, что если их бригада экстренно понадобится для выезда, то эксперимент придется отложить. Но все произошло на редкость спокойно и гладко.

Час ночи! Некронавт-исследователь ложится на реанимационный стол. Энцефалограмма нормальная. Все функции организма обычные. Даже пульс не учащен. Умерщвление занимает несколько минут. Просто отключаются физиологические функции при полной ясности сознания. Человек как бы со стороны наблюдает за собственным умиранием. А что потом – они узнают через пару минут.

-Мозг в норме… в норме… в норме, - монотонно повторяет Олег, скрывая волнение. И вдруг:

-Импульс!

Крайнев видит это и сам. Сейчас снимает на видеокассету. На экране электроэнцефалографа картинка сложнейшей конфигурации. Такое всегда бывает при умирании. Мозг или душа претерпевают какое-то сложнейшее превращение. То, что превосходит любые возможные состояния при жизни. И – тишина. Конец.

Самым сложным, как признавались потом участники эксперимента, оказалось выдержать эту минуту. Целую минуту смерти. Приходилось буквально держать себя за руки, чтобы не вернуть Андрея назад. И все же нервы не выдержали, и вместо 60 секунд они продержались 57.

Возвращать оказалось куда проще, чем бездействовать. Все же реанимация была их основной профессией. Через пару минут путешественник почти что пришел в норму. Небольшая бледность, слабость, ощутимая в начале речи.

-Рассказывай, - предложил Олег.

Сергей, снимавший на видеокамеру, волновался. Еще бы! Первый случай настоящего научного эксперимента. Какому доктору Моуди снилось такое! Заранее спланированное повторение опыта в заданных параметрах – вот подлинная наука! Но это все – внешнее. А то, что происходит “внутри” эксперимента может рассказать только сам некронавт. И вот он заговорил.

-Прежде всего, - начал Андрей, - я чувствовал, как умираю. Необычное, надо сказать, ощущение. – Каждое его слово фиксировалось на видеокамеру и прокручивалось много раз. Особое внимание друзья обращали на жесты, изменения лица, оговорки… Но это позже. – Чувствовал и одновременно понимал, что умираю. Потом отрываюсь от тела. Даже еще до того, как умер. Похоже на полудрему, ты и там, и здесь. И вот в этом полете, а не лежа на столе, я вижу цветок на энцефалографе. Вижу и соседнюю комнату, где никого нет, и радуюсь, что вам никто не помешает. Потом пространство, в котором я находился, как бы вывернулось. Будто его снизу выдавливает какая-то пустота, и я опрокидываюсь в нее со страшной скоростью. Падаешь назад, но как-то необычно, не затылком, а как иногда испытываешь ощущение падения в пропасть, но только в миллион или в миллиард раз быстрее. Внутри просто все оборвалось. Ничего нет, только где-то очень-очень далеко что-то есть, и почти тут же эта пустота как бы загибается, и ты оказываешься в чем-то вроде помещения.

-Верх-низ, пол, потолок – ощущались?

-Нет. Ни стен, ничего. Но не видно, чего там дальше, и поэтому ощущаешь замкнутость.

-Не видно глазами?

-Нет, конечно. Это даже не ощущение, а как будто знание. Вокруг что-то вроде дыма или тумана, в котором блестят желтые искры. Как от свеч, что ли. Знаешь, что можешь “отойти” назад, а можешь и вперед, - он смотрит в себя, вспоминая. – А влево – не можешь. Лево как бы отсутствует. Вправо – можешь, но какое-то ощущение, что туда нельзя.

-Что значит нельзя?

-Не нужно тебе туда. И сразу же за этим появляется Кто-то.

-Кто?

-Это не человек в нашем понимании. Просто существо, которое тобой интересуется. Внешне это скорее тень в сверкающем тумане. Вертикальная тень. И в то же время он вроде бы сидит в этом помещении за столом. Как вахтер на контроле.

-Это точно?

-По ощущению да. Но я не знаю, как это точно описать. Какая-то как бы контора. Однообразная, скучная, монотонная работа. Причем очень монотонная. Здесь служат. Может, пропуска проверяют. Тут появился я. Меня заметили.

-Подожди, кого заметили? Тела у тебя нет.

-У меня что-то вместо тела. Конторщик или чиновник этот меня рассматривает. Задает какой-то вопрос, который я воспринимаю целиком. Потом он как бы просвечивает меня, и ему становится ясно совершенно все. Он предлагает мне двигаться дальше, куда-то внутрь, в глубину, но куда – я не вижу. Я отказываюсь, мне туда не нужно, я отчетливо знаю, что я здесь ненадолго. Это его удивляет. Он как бы спрашивает меня, в чем дело, почему я не двигаюсь дальше? Я отвечаю, сильно напрягшись (и он это чувствует), что я здесь просто так, посмотреть. Что мне сейчас надо возвращаться. Я вижу, что это его страшно вдруг встревожило. “Чиновник” как бы вскакивает со своего места, кого-то зовет. Появляются еще какие-то существа, начинают совещаться по поводу того, что случилось. Короче, я понимаю, что разворошил их гнездо. Они прибавляются и прибавляются, внимательно меня разглядывают. И тут меня начинает от них отсасывать. Я снова двигаюсь назад со страшной скоростью и втайне надеюсь, что это благодаря вам, а не кому-то еще. Потом как бы отрубаюсь и вскоре опять все вижу, уже здесь. Открыл глаза и вижу.

Ощущения от эксперимента остались двоякие. С одной стороны, достигли всего, чего хотели. Будь это “официальным” полетом, восторгу и наградам не было бы конца. По сути открыта новая эра в познании человеком окружающего мира. Да не какого-нибудь, а того света! Это вам не примитивный космос! И не какая-нибудь магия, заклинания, ангелы, демоны или божественная эпилепсия, как в случае Иоанна Богослова, Мухаммеда или Сведенборга, а вполне научная техника, методика, новейшие приборы – процесс полностью под контролем, и при желании его можно повторить. Налицо и подтверждение описываемых пациентами доктора Моуди случаев перехода на тот свет после клинической смерти.

Андрей, который никогда ничего подобного не читал и не слышал, почти дословно повторил (правда, с некоторыми изменениями) то, что испытывали до него и другие. Те, кто попал в загробный мир не по своей воле. Психика его не вызывала сомнений. Склонность к фантазиям, к мистике отсутствовала. Начитанность тоже. Надо сказать, после путешествия он сильно и мгновенно изменился. На вопрос, не хочет ли повторить полет, отвечать наотрез отказался. Он почему-то был уверен, что теперь его “там” будут уже ждать и предпримут что-то не очень хорошее для него. Во всяком случае просто так не отпустят. Более того, к этой жизни он стал относиться гораздо серьезнее, чем раньше. Словно увидел все совершенно в другом свете.

Но с другой стороны – и Сергей на этом настаивал – именно отсутствие у Андрея знания предмета, слабость ассоциаций, скудость словесного описания делало совершенно необходимым второе путешествие. Андрей обеспечил научную чистоту эксперимента. Теперь надо было резко продвинуться в его потустороннем описании.

Сергей буквально потерял сон и покой. Он страшно завидовал Андрею, что тот побывал “там”. Но ведь ничего, по сути, подлец, не рассказал! На что это все похоже? На какие книги, картины, показания свидетелей с древности до наших дней? Была бы это потусторонняя канцелярия, описанная еще Францем Кафкой в “Процессе”? Кафку Андрей никогда не читал. Вроде похоже. А на самом деле? Или взять этот дымный туман. Похож ли он на полумрак в православной церкви? Он пытал Андрея, но тот вдруг стал немногословен, задумчив и вообще старался больше ни с кем из них не встречаться.

Все сходилось на необходимости второго полета. Сергей, как человек более образованный, литературно и мистически одаренный, сказал, что лучше поймет, что там происходит, и главное – как им действовать в этом направлении дальше. Он даже не хотел искать себе дублера, на чем категорически настаивали Тарасов с Крайневым. Они понимали, что главное сейчас не увлечься, не потерять осторожность и спокойствие.

Олега преследовало неприятное предчувствие. Правда, он скорее предполагал, что кто-нибудь их заложит, и вездесущие “органы” (как там они сейчас называются) не простят им, что они вторглись в самую секретную из всех возможных проблематик. Одновременно в душе он надеялся, что подвиг их все же оценят и пригласят на приличный оклад в какое-нибудь сверхсекретное учреждение. Или на худой конец в какой-нибудь зарубежную лабораторию.

В любом случае максимально усилили бдительность, перестали болтать, а в качестве дублера для Сережи остановились на его подруге Люсе, “студентке, спортсменке, комсомолке и вообще красавице”, перед которой, кроме прочего, ставили задачу выявить разницу между мужским и женским восприятием загробной жизни.

Сергей даже провел астрологическое вычисление даты и времени, благоприятных для полета. Это оказалось ровно черед две недели после первого старта. На сей раз Тарасов и Крайнев чувствовали себя гораздо увереннее. Люся вела съемку. Сергею не сиделось на месте, и Олег заметил, что валерьянка ему отнюдь бы не повредила, но, конечно, всякое вмешательство в организм исключалось условиями опыта. Последними словами Сергея на столе были: “Не спешите, ребята, возвращать…”

Все проходило без осложнений. Мандража, как в первый раз, не чувствовалось. Энцефалограмма дала обычный скачок, душа Сергея отделилась от “ракеты-носителя”, начался отсчет “иного” времени. Конечно, ни о каком риске затянуть возвращение не могло быть и речи.

Но минуту на сей раз они выдержали аккуратно. “Начали!” Володя приступил к реанимации.

То, что происходит что-то не то, стало ясно через несколько секунд. В отличие от Некронавта-один Сергей глаза не открыл. Приборы, показывающие активность организма, бездействовали. Олег Тарасов покрылся ледяным потом. Сергей не возвращался. Переглянувшись, реаниматоры стали действовать на всю катушку. Впрочем, они могли только то, что могли. Самые страшные мгновения промелькнули до того, как стрелки приборов качнулись. Сердце, дыхание… наконец, мозг. Сергей открыл глаза. Такого ужаса, который в них застыл, ни Тарасов, ни Крайнев не видели за всю свою нелегкую врачебную практику.

Сергей был в шоке. Вывести его оттуда бригаде, несмотря на все усилия, не удавалось. Люся бросилась за резервной бригадой, которая только что приехала с вызова и отдыхала. Типовая история о несчастном случае, приключившемся с пациентом, у них была наготове, но толку-то… Им-то ничего не грозило, а Сергею?..

Вскоре взгляд его сделался более осмысленным, хотя ужас из него не уходил, а тело не двигалось. Время утекало безвозвратно. Врачи делали все, что могли, но положение оставалось критическим. Утро наступило неожиданно для всех. Отчасти удалось вывести Сергея из шока. Как врачам, им было ясно, что речь и движение он утратил практически навсегда. Пора было отправлять в больницу. Пришла разнарядка, Некронавта-два отвезли в нейрохирургическое отделение.

Рядом с Сергеем постоянно дежурила Люся. Крайнев и Тарасов делали, что могли. В больнице его поместили в отдельную палату. Через пару дней Сергей с трудом пришел в себя, взгляд его стал почти нормальным. Он понял, что с ним произошло. Консилиум сошелся на том, что о возврате функций организма речи не идет. Он останется парализованным, и неизвестно, долго ли протянет. Обнаружились сразу убитые горем родственники, начавшие срочно оформлять ему инвалидность, чтобы как-то успеть с расширением жилплощади.

Но странным образом эксперимент продолжался. Сергей хранил в себе тайну некромира, и извлечь ее из него представлялось тем делом, которое искупило бы для науки его несомненный подвиг. Это могла сделать теперь только Люся. Крайнев и Тарасов уже не хотели и слышать ни о чем подобном. Но Люся сознавала свой долг перед Сергеем. Он прекрасно ее слышал. Он понимал то, что она писала ему мелом на дощечке, чтобы не привлекать ничьего внимания. Он мог отвечать на вопросы, закрывая веки глаз. Она составила длинный вопросник, на который можно было бы отвечать однозначно. Несмотря на прогрессирующее ухудшение состояния Некронавта-два, эта работа продолжается и сейчас.

Удалось выяснить, что к визиту Некронавта-два, по-видимому, готовились. Природу постигшего его наказания выяснить пока не удалось. Оказалось, однако, что Сергей каким-то образом постиг ожидающее нас на земле будущее. В том числе и результаты так называемых “выборов” в декабре 1995-го, а потом и в июне 1996-го года.

Обнаружилось также, что полученная им информация не укладывается в обычную схему “да-нет” или “истина-ложь”, а идет как-то по касательной к нашим представлениям – охватывая их, но не исчерпываясь ими. Стоило видеть степень его отчаяния, что он не может передать Люсе все тонкости того, что знает, о чем хочет сказать.

Несмотря на трагедию, Люся уговаривает Олега с Володей отправить и ее на тот свет. Она уверена, что каким-то образом сможет именно оттуда воздействовать на улучшение состояния Сергея. Она говорит так убедительно, что они, кажется, уже готовы ее послушать и продолжить эксперимент. В конце концов, считает Олег, движению человеческого разума нет пределов. Стало быть, дело за Люсиным дублером, за Некронавтом-четыре, который, согласно традиции, будет вести видеосъемку, а потом и заменит героиню на реанимационном столе. Так что продолжение следует.